Исповедь: уже более пяти лет он – бомж!

Бывает, что герой будущей статьи сам идёт в руки журналиста. Вот и в этот раз: не успела я обдумать редакционное задание – взять интервью у лица без определённого места жительства, как тут же встретила такого представителя на остановке у Северного вокзала Екатеринбурга.

Отнюдь не живописного вида бомж, наоборот – в старой, но добротной куртке, в ботинках на шнурках, с подстриженной бородой – вежливо просит «какую-нибудь мелочь». В моём кошельке – только купюра 200 рублей, её и достаю.

– Да я ж теперь… Селёдку под шубой в буфете куплю! Давно её не ел, хочется страсть как! – ликует мужик и стремится убежать.

Решительно торможу его и предлагаю стать героем публикации. Объясняю про редакционное задание.

– В газете напечатаете? Про меня? – не верит бездомный.

– Могу и фото ваше опубликовать, – сулю я.

– Не… фото не надо. В родном городе увидят – обсуждать начнут. А у меня вообще-то всё хорошо!

Судьба-злодейка

Зовут его Николай, ему 58 лет. Сам из Красноуральска. В «свободном полёте» уже около 5 лет. За плечами – обычная жизнь в уральской глубинке и две «ходки» за кражу.

– В первый раз обнёс местные сады, причинив ущерб гражданам на сотню тысяч рублей. Думал, сойдёт с рук: подумаешь, чужой урожай умыкнул да пару инструментов прихватил. Не сошло. Отсидел. Вторая кража – покрупнее, и не сразу нас взяли. Золотишко по квартирам собирали. Да чего там, сам виноват – лучшие годы жизни на шконку потратил, – рассказывает Николай.

Вернувшись с зоны, он решил взяться за ум. Работал сантехником, подрабатывал грузчиком, брал частные заказы – краны в квартирах протекают в любое время дня и ночи. С удивлением обнаружил, что жить можно честно, и жена довольна, и подрастающая дочь ни в чём не нуждается.

Шло время. Дочь выросла, уехала учиться в Екатеринбург. А у Николая дружки появились – любители зелёного змия. Поводов для гулянок всегда находилось множество. С женой начались скандалы, в пылу очередной ссоры прихватило у нее сердце. Сначала микроинфаркт, через год – инфаркт, и врачи не спасли.

Похоронив жену, он остался один.

– Опустился в момент. Мужику это просто: хозяйской руки в доме не стало, всё пошло на самотёк. Дочь особо не интересовалась моим житьём-бытьём, но судьба – та ещё злодейка. Наталью, дочь, с работы уволили, а через полгода и муж её под сокращение попал. Враз стали они безработными. Проблема осложнилась, когда дочь поняла, что ждёт ребёнка. Помыкались они в большом городе, денег не хватало, а надо было много – и на съёмное жильё, и будущему малышу. Решили переехать ко мне в Красноуральск, – вспоминает Николай.

Этот переезд стал для него началом конца. Наталья родила сына. Помочь ей с малышом приехала тёща, в доме стало тесно, громко, скандально. Всё было не так, как при жене, скоро Николай почувствовал, что не может больше жить с семейством под одной крышей. Собрал нехитрые вещи и ушёл. В никуда.

– Понимал, конечно, что остался ни с чем, но квартира дочке нужнее, ей сына растить, а у меня чутьё было, что не пропаду, даже если бомжевать буду. Хотел, правда, поначалу украсть что-нибудь, чтобы опять на нары пристроиться – всё же не на улице. А потом подумал: в тюрьму я всегда успею, лучше попробую на воле пожить. Вот и живу уже пять лет, – хмыкает бездомный.

Хлеб насущный

За это время Николай полностью свыкся с новой социальной ролью и принял правила улицы.

– Какой-то иерархии у нас нет: бомжи и бомжи, все равны. Мы всех принимаем, рады каждому новому товарищу. Нет, не по несчастью, а по свободе! Единственное – страшно мешают «сарафанки»: таджички-нищенки, цыганки с детьми. Все сборы нам перебивают! Им чаще подают, а мы без заработка остаёмся. Но в целом на прокорм хватает, – делится собеседник.

Прокорм – это, по словам бездомного, вообще не проблема. У каждого бомжа на примете есть несколько мусорных баков около кафе и магазинов. Там всегда можно найти продукты, пригодные для еды. На просрочку никто внимания не обращает.

– Давно известно: производители специально занижают срок годности, чтобы люди больше товара покупали, – замечает Николай. – Но магазины обязаны избавляться от некондиции, хотя еда нормальная.

Знают бездомные и адреса благотворительных столовых. Часто хлеб насущный перепадает им в местных храмах. А ещё у Николая есть знакомая старушка из барака на улице Стрелочников: она ему едой помогает.

Не так страшен бомж…

О своем внешнем виде и здоровье бездомный очень печётся.

– Мыться и бриться мы ходим в вокзальный туалет: 20 рублей на это заведение в кармане есть всегда. Превратиться в образину – дело нехитрое, но я считаю, что даже если ты – бомж, вовсе не обязательно выглядеть пугалом, – философствует Николай.

Одежду чаще всего получает в дар – от церквей, магазинов секонд-хэнд. Сердобольная бабушка с улицы Стрелочников уже дважды отдавала свитера, брюки и вот эту нормальную зимнюю куртку: сын старушкин ее носил.

– С обувью сложнее. Есть у нас Генка, так он ворует на Таганском рынке. Пристроится тюки с обувью разгружать да и стащит под шумок ботинки или валенки. Ни разу ещё не поймали. А я на свои боты три года копил. Где подаяние дадут, где подшабашить удавалось – на разгрузке в магазинах, светёлки в храме мыл. Воровать я бросил, зарок дал, – гордится собой Николай.

Следит он и за тем, чтобы в карманах всегда были самые простые лекарства.

– Как у меня осенью спину прихватило – думал, не разогнусь! Но заработал на аптеку, вылечился и всю зиму бодро провёл. А Севка помер. Он меня постарше был годов на семь. У него пневмония случилась от ковида, он дышать не мог. Собрался идти к себе в Северку, да упал на трассе и больше не встал…

Ночлежное везенье

Под ночлег компания Николая приспособила подвал одного из деревянных домов на соседней улице. По меркам бездомных – большое везенье. Другие бомжи ночуют на теплотрассах, на строительных объектах, когда удаётся пролезть незамеченными, или при храмах. На вокзалах их гоняют, там не поспишь. Подъезды сейчас все закрыты на кодовые замки, просто так не войдёшь. Ещё неплохо ночевать в помещениях, где стоят банкоматы. Ночами там безлюдно, а редкие посетители бывают разные: кто-то начинает ругаться и велит убираться, а кто-то терпимо относится к маргиналам, тут как повезёт…

Летом в распоряжении бездомных – все парки, любые аллеи и лавочки, хотя понятно, что разлечься на скамейках, например, на проспекте Ленина чревато проблемами.

– Есть у нас Серёга-Черномор. У него – синдром весеннего журавля: как только наступает апрель, он собирается в путь. К Чёрному морю. Сначала деньги копит на поезд – куда хватит, туда и едет, а дальше – где на электричках, где подвезут, если не побрезгуют. А поздней осенью всегда к нам возвращается. Спрашиваем: чего не остаёшься на югах? А он объясняет: мол, это только летом там тепло да сытно, а как осень – хуже, чем на северах. Ветер у них – ледяной, острый, как лезвие, гораздо суровее нашего уральского мороза. Да ещё воздух сырой из-за моря. Поэтому и возвращается он в родные края на зимовку, – смеётся Николай.

Две заповеди

Вернуться к нормальной жизни у большинства бездомных желания не возникает. Они обжились на улице. Знают, где в городе достать еду и одежду, как устроиться на ночлег и получить медицинскую помощь. И смысла в переменах не видят.

– Психика у нас другая: день прожит, и хорошо. Многое решает алкоголь: выпьешь – и жизнь уже не кажется суровой, поэтому почти все мы – алкоголики, – размышляет Николай.

Есть у него две жизненные заповеди. Главное на улице – быть в своей «стае». Второе – постараться не достичь дна, потому что оттуда всплывают обычно только кверху брюхом. А жизнь на самом деле – прекрасна!

– Больше всего я люблю вечерами гулять по ночному городу. Особенно летом, когда окна и балконы открыты, слышно, как за стенами домов идёт жизнь. Но какая? Телевизор новости передаёт – одни убийства, трагедии, войны. Или мама заставляет сына книжку почитать – до крика, до истерики. Много стало скандалов в семьях, муж с женой ругаются – только грохот стоит. Молодёжь отношения выясняет матом… Я в такие моменты думаю: не дай Бог так жить. Лучше уж, как я – один, бездомный, зато свободный.

...А вы что по этому поводу думаете, уважаемые читатели «Пенсионера»?