Смысл реформы - избавиться от стариков?

К 2030 году срок жизни россиян после выхода на пенсию, уже с учетом повышения пенсионного возраста, увеличится: у мужчин до 15-16 лет, у женщин до 24-х. Об этом накануне заявил министр труда и социальной защиты Максим Топилин, таким образом оправдавший пенсионную реформу. Другими словами, россиянам обещана продолжительность жизни в соответствии с установками президента: 80+. Судя по высказываниям известного экономиста Евгения Гонтмахера, глава государства и правительство, мягко говоря, ошибаются в прогнозах. Предлагаем вашему вниманию основное содержание лекции Евгения Гонтмахера в Ельцин Центре.

«Средняя продолжительности жизни 78 лет — таких чудес не случится»

— Путин говорит о программе [увеличения продолжительности жизни] «80+» к 2030 году. Такие показатели уже есть в Японии, в ряде европейских стран. Конечно, хорошо, если у нас было бы так же. Но, с моей точки зрения, во-первых, не факт, что будут выдержаны заявленные темпы — чуть ли не по году прибавки к продолжительности жизни ежегодно.

Почему у нас немного увеличилась продолжительность жизни мужчин? Это не заслуга нашего здравоохранения. Благодаря телепропаганде женщины стали покупать тонометры и мерить давление своим мужчинам. Во многих семьях тонометр такой же необходимый предмет, как телевизор и холодильник. Сто восемьдесят? Давай-ка, дорогой, прими таблетку. Принял таблетку — избежал гипертонического криза, инсульта.

Но это время заканчивается. Сейчас у нас средняя продолжительность — 72 года, можно натянуть какими-то ухищрениями еще 2-3 года. Но когда продолжительность жизни зашкаливает за 75, такими же элементарными мерами ее уже не поднимешь. Оптимистический прогноз Росстата: к 2025 году средняя продолжительность жизни — 78 лет. Таких чудес не случится.

Ну, а порога «80+» достигают страны, которые вообще по-другому устроены, у которых совсем другое качество жизни — где у большинства хорошие зарплаты, где люди свободны и у них хорошее настроение. А у нас объявили о повышении пенсионного возраста — и почти у всей страны настроение испорчено. А это имеет большие последствия для здоровья. Как, например, и болезненные реформы 90-х, которые, конечно, нанесли значительный ущерб и здоровью, и продолжительности жизни.

Каждый дополнительный год продолжительности жизни дается специальными усилиями. Это здравоохранение совершенно другого типа, а у нас расходы на здравоохранение примерно вдвое меньше необходимого. В европейских странах, странах Организации экономического сотрудничества и развития государства тратят на здравоохранение 6-7% ВВП, мы — где-то 3,5%. А если вы возьмете расходы на душу населения, разница будет не в два раза, а на порядки.

И пока мы знаем только о некоторых «примочках» в рамках нового майского указа [президента], предусматривающего небольшое увеличение финансирования. Однако до этого Государственная Дума приняла, а Путин подписал государственный бюджет на 2017-19 годы, где мы видим снижение расходов государства на здравоохранение. То есть фактически никакого особенного увеличения расходов не будет.

Вообще, у нас вся социальная сфера недоразвита, недофинансирована в два раза. И здравоохранение, и образование, и зарплаты, и пенсии. Когда сейчас, при обсуждении пенсионной реформы, людей спрашивают, какую бы пенсию они хотели иметь, они называют цифры в два раза больше: не 14 тысяч, а 25-27.

Проблема в общем качестве нашей экономики. Средняя зарплата по стране на уровне 30 с небольшим тысяч рублей, а медианная зарплата — вообще около 25 тысяч. У нас целый ряд регионов, где средняя зарплата ниже 20 тысяч и считается хорошей. Ну не будет высоких пенсий с такими зарплатами.

«Тенденция, когда пожилые начнут возвращаться во власть, будет сильно нарастать»

— Во-вторых, у нас, видимо, не очень понимают: чем больше мы будем вкладываться в медицину, чем больше будет продолжительность жизни нашего населения, тем быстрее оно будет в целом стареть.

Эти тенденции поменяют многие процессы. Возьмем сферу политики: Трамп стал президентом в 70 лет, и никто не предъявлял ему претензий, что он старый и ему давно пора на пенсию. В Малайзии вернулся к власти премьер-министр Махатхир Мохамад (занимал ту же должность в 1981–2003 годах — ред.), ему 93 года. И это не помешало ему, при том, что в Малайзии население относительно молодое. Эта тенденция — когда пожилые поколения начнут возвращаться во власть — будет сильно нарастать. Потому что увеличится количество пожилых избирателей, а количество молодых из-за демографии сильно уменьшается.

Феномен Соединенных Штатов, а также Brexit — отражение еще одного политического последствия [старения населения], это проблема рынка труда. В обоих случаях (за Дональда Трампа на выборах президента США и за Brexit на референдуме о выходе Великобритании из Евросоюза — ред.) результат голосования определили пожилые. Потому что люди видят, что жизнь меняется по длительности и качеству (например, Трамп назначил министром торговли Уилбура Росса, которому сейчас 80 лет), они начинают задумываться: здоровье сохраняется, растет не просто продолжительность жизни, а продолжительность здоровой жизни, впереди еще много активных лет, еще можно много что сделать, можно продолжать работать и в 70, и в 75, и в 80, тем более что физического труда все меньше, все больше ценятся опыт, умственные способности. Но чем заниматься?

На Западе люди находятся в определенной панике, потому что идут разговоры про технологические прорывы, цифровизацию, роботизацию, из-за которых будут закрываться многие рабочие места, рабочих мест станет мало. Действительно, исчезают целые профессии. Даже у нас говорят, что лет через 10-15 будет роботизирована, скажем, профессия водителя общественного транспорта, многие промышленные предприятия переведут на технологии безлюдного производства. Я недавно ездил в Израиль — там уже безлюдные границы, где вы не встретите таможенников, пограничников. В Израиле вы предоставляете свой биометрический паспорт, смотрите в видеокамеру — и вылезает разрешение на пересечение границы, прикладываете его к турникету и проходите. Все, ни одного пограничника.

В общем, технический прогресс развивается достаточно быстро, и возникает вопрос: а пожилым-то что делать в этом мире? Говорят: а пусть сидят на пенсии и наслаждаются жизнью. Но только на картинках пожилые ездят по островам или прохлаждаются у себя в саду. Это не так. Люди хотят работать, потому что работа — не только занятость и заработок, а средство самореализации, социализации.

Еще и молодые подпирают. Им тоже нужны рабочие места. В целом ряде европейских стран — например в Испании, Франции — очень большая молодежная безработица. Там человек 65-70 лет, как правило, здоров. Он, как правило, знает то же самое, что и молодой выпускник колледжа. И у него есть опыт — то, чего нет у молодого человека. А работодатель говорит: без опыта не берем. Во Франции был закон, который гарантировал молодым выпускникам первую занятость. Когда его решили отменить, были большие уличные волнения, и власти пошли на компромисс.

Не находящие ответа вопросы — чем занять себя в новом мире? — приводят вроде бы к консервативным политическим предпочтениям, к соответствующим результатам голосования. На самом деле понятно, чем занять пожилых. В нормальных демократических системах люди, которым за 70 и которые сохраняют здоровье и компетенции, будут работать в сфере местного управления, осуществлять местную власть. Потому что молодым некогда: им нужно заводить семьи, рожать детей, делать карьеру, зарабатывать. При этом управление может быть малооплачиваемой, даже волонтерской работой: дети уже давно взрослые и не требуют больших расходов, плюс есть источник существования в виде пенсии.

Вообще, рынки труда будут расширяться там, где нужно общаться с другими людьми: детьми, инвалидами, малоимущими, теми же пожилыми. Как заменить это человеческое общение роботами, пока не придумано. И XXI век будет веком коммуникаций, это будет самой главной компетенцией, и молодых, и пожилых — профессионально общаться, самоорганизовываться, чтобы решать какие-то задачи. Чему, кстати, не учит наша школа, тогда как во многих других странах в школе учат прежде всего коммуницировать.

Такие изменения, когда пожилые будут осуществлять власть и займут много важнейших мест в общественной, политической жизни, приведут к солидарности поколений, в противоположность классическому сюжету мировой и русской литературы о конфликте отцов и детей. Молодым придется сосуществовать с пожилыми, перенимать их накопленный опыт и знания. Как уже было в истории, когда младшие перенимали и копировали опыт предков и передавали его дальше, следующим поколениям (до тех пор, пока цифровизация не привела к общедоступности знаний — ред.). Думаю, в течение ближайших десятилетий перенос знаний возобновится. Новое отношение поколений будет обеспечено ситуацией, когда никто никого не кормит. Во многих странах пенсионные системы тоже испытывают большие проблемы, но в общем социальная политика этому курсу соответствует.

«Средневековые настроения приживалов, лишних людей»

У нас ситуация обратная. То же местное самоуправление у нас существует для вида, на практике его уничтожают — взять хотя бы пример ликвидации всенародных выборов мэра Екатеринбурга.

На Западе уходят на пенсию не чтобы отдыхать, а профессионально переориентируются, получают новое образование и переходят в другие сферы. У нас же — все прекрасно знают об этом, кто на личном примере, кто на примере родственников и знакомых — существует возрастная дискриминация, человеку после 45-50 найти работу уже сложнее. Классическая схема такая: один раз получил диплом о высшем образовании и живешь с ним до самого конца трудовой жизни. Но к этому возрасту человек теряет квалификацию, которую когда-то получил, а другой он не получил, потому что у нас нет системы непрерывного образования, образования для взрослых.

Следующий фактор — состояние здоровья. У нас, по официальной статистике, треть мужчин не доживают до выхода на пенсию в 60 лет, и примерно 8% женщин — до пенсионного возраста в 55 лет. У большинства мужчин 1-2 хронических заболевания. У женщин показатели лучше, потому что пенсионный порог ниже и здоровье объективно лучше.

Но дело не только в хронических болезнях. Сейчас, при обсуждении пенсионной реформы, пропаганда выдвигает аргументы, что пенсионный возраст — 55-60 лет — не поднимался с 30-х годов и что более половины людей, выходящих на пенсию, продолжают работать. Это верно, но это в то же время значит, что около половины не продолжают работать. По какой причине? Усталость. Если в Европе человек считает, что он старый, когда ему исполнилось 70, а в некоторых странах и больше, то в России стариками себя называют 60-летние. За время, прошедшее с 30-х годов, сформировались почти биологические циклы жизненного пути. Мужчине исполняется 50 лет — и у него внутри начинают тикать «часики»: сколько осталось до пенсии. Человек начинает расслабляться, строить жизненные планы к определенному возрасту. И призывы поработать еще 3-5 лет отторгаются, можно сказать, на биологическом уровне.

Наш министр здравоохранения госпожа Скворцова заявила, что повышение пенсионного возраста приведет к снижению смертности. Потому что когда человек выходит на пенсию, у него шок, от этого он умирает. То есть если мужчина будет выходить на пенсию не в 60, а в 65, это прибавит ему 5 лет жизни. В общем-то, она права. Но изменения должны наступать не мгновенно, если не десятилетиями, то годами, чтобы человек успел подготовиться.

С моей точки зрения, старение населения может вести к более гуманистическому, социально-ориентированному обществу. Но мы можем не получить плюсов, которые дает старение населения: человеческие отношения, занятость поколений, их взаимодействие. Наши старики побираются и смотрят косо. По опросам, они [при выходе на пенсию] чувствуют не начало новой жизни, не менее насыщенной, интересной и долгой, а что они вышли на пенсию — и доживают. Это средневековые настроения приживалов, лишних людей, которые только и ждут счастливого момента [избавления от страданий|… У нас еще продолжают говорить, что мы — социальное государство. На самом деле ощущение, что смысл в том, чтобы избавиться от стариков.

«Просто верните людям доверие»

Солидарная пенсионная система, в которой мы живем и когда за счет взносов работающих выплачиваются пенсии пенсионерам, под угрозой из-за демографии. Одно дело, когда на шесть работников один пенсионер: понятно, что эти работники своими небольшими (чтобы не давить бизнес) взносами обеспечат пенсионеру более-менее приличную по местным меркам пенсию. Но у нас в этом плане ситуация довольно плохая: число работников, с зарплат которых выплачиваются взносы, — порядка 50 миллионов человек, а пенсионеров уже более 40 миллионов, и соотношение меняется в худшую сторону.

Есть ли выход? Накапливать на пенсию с молодости. Да, какая-то часть взносов идет в копилку тем, кто совсем беден, людям в предпенсионном возрасте, которые не успеют накопить. Но по мере демографических изменений, когда старшие поколения будут уходить, а молодые — 30-40 лет — продвигаться к пенсионному возрасту, у них будет накапливаться определенная сумма на их личных счетах.

Как устроено в Америке? Пенсия там состоит из трех частей. Есть солидарная пенсия за какое-то количество стажа. В добавление к этому американец, как правило, участвует в корпоративной программе, вкладывает деньги вместе с работодателем. И с молодости открывает в банке «длинный» счет, на котором деньги накапливаются в течение 30-40 лет и инвестируются. В итоге, когда американцы выходят на пенсию, они, по крайней мере, не нуждаются. Механизм, когда пенсии формируются из нескольких источников, причем в основном не за счет государства, это мировая тенденция.

На Западе все десятилетия после [Второй мировой] войны шли те же процессы повышения пенсионного возраста. В некоторых странах — до 67 и даже до 70 лет. Но они уперлись в потолок, и сейчас идут дискуссии, как перейти на более индивидуальные схемы, чтобы к демографии это вообще не имело никакого отношения, чтобы понятие «пенсионного возраста» исчезло. Там обсуждается мысль, что общий, установленный для всех пенсионный возраст надо отменить.

А что у нас? Я еще в двухтысячных говорил коллегам из финансового блока правительства: почему нельзя прийти в банк и открыть «длинный» счет? В нормальной пенсионной системе должны быть и банки, и страховые компании, где деньги под определенные гарантии хранятся 30-40 лет и инвестируются. Этого у нас нет принципиально. Потому что государство хочет эти деньги в том или ином виде взять себе.

У нас более 20 лет существуют негосударственные пенсионные фонды. Но, к сожалению, этот институт не развит. Государство его чересчур зарегулировало. Инструменты, в которые можно инвестировать вклады в НПФ, ограничены. Нельзя инвестировать в мировые индексы, рынки — по ним очень жесткие ограничения. Причина та же: государство не хочет, чтобы деньги уходили. Если бы оно не заморозило накопительную часть пенсий, люди, особенно молодые, все больше и больше переводили бы деньги из государственных фондов и управляющих компаний в негосударственные.

Те 22% [заработной платы работника, отчисляемые в Пенсионный фонд], которые платит работодатель и которые накапливаются на личном счете гражданина, СНИЛСе, это не государственные деньги. И хоть гражданин не может изъять их, но вправе влиять на то, как они используются. Но сейчас эти деньги фактически уходят в казну.

Это общая ситуация: наше государство фактически национализировало банковскую систему, во многом национализировало финансовые рынки. Это к вопросу о роли государства не только в экономике — во всей нашей жизни. При этом наше государство ничего, кроме как что-то у кого-то отнять и кому-то дать, не может.

Сейчас Минфин и Центробанк будут предлагать схему индивидуального пенсионного капитала. Сначала была идея, рассчитанная на идиотов: что на это подпишут всех и на второй год туда пойдет 1% от зарплаты, потом — 2%, люди и не заметят, а если хотите отписаться, должны оформить заявление. Сейчас эта схема, слава богу, реально добровольна. Но уже подсчитано, что участвовать в системе добровольных накоплений смогут те, у кого заработная плата — за 60 тысяч рублей в месяц, да и то без учета общесемейных расходов. (При этом исследования показывают, что у нас в стране максимальная зарплата человека с высшим профессиональным образованием, как правило, где-то 40-45 тысяч рублей).

И снова вопрос: а что будет с этими накопительными деньгами? Наше население однажды уже рискнуло [поучаствовать в программе накопительных пенсий], теперь эти поступления идут в Пенсионный фонд, в общую «копилку», откуда выплачиваются нынешним пенсионерам. То есть за счет пенсионных прав молодых поколений решили потрафить поколениям более старшим. (А министр финансов Силуанов в 2014 году сказал, что эти деньги пошли на Крым).

Да еще ввели балльную систему начисления пенсий, которая еще больше перекачивает пенсионные права молодых в пользу нынешних пенсионеров. Я считаю, что все это аморально: а что будет с более молодыми поколениями, когда они подойдут к пенсионному возрасту? Если наша пенсионная система построена на принципе, когда молодые кормят пожилых, при старении населения пенсионный возраст можно повышать хоть до ста лет.

И сейчас люди думают: мы доверимся государству, а потом оно опять скажет — ну, так получилось, нам эти деньги понадобились, чтобы рассчитаться с пенсионерами, не будьте жестокими… Поэтому-то у нас так мало плательщиков в Пенсионный фонд — порядка 50 миллионов человек. А работают около 80 миллионов. Да и у многих из тех, за которых платят в Пенсионный фонд, часть зарплаты через официальные ведомости и счета не проходит. Вице-спикер Госдумы Исаев заявил: пенсионная система исчерпала свой ресурс. Но вообще-то у нас в «тени» находится 25-30% населения. Просто верните людям доверие, чтобы они поверили, что им станет лучше, если они начнут платить взносы в Пенсионный фонд. И появятся дополнительные деньги хотя бы на переходный период повышения пенсионного возраста.

«Речь идет не о старости, а о судьбе страны»

Я предлагаю: пусть закон о повышении пенсионного возраста вступает в силу с 1 января 2019 года, но повышение пенсионного возраста начинается с 1 января 2025 года. Надо дать людям освоиться, свыкнуться с мыслью. Кроме того (здесь я лукавлю, но все же), есть новый майский указ президента, который обещает обеспечить экономический рост выше среднемирового, вдвое снизить бедность, поправить здравоохранение и так далее. Правительство же должно исполнять этот указ? И если вы достигнете тех благородных целей, которые там изложены, тогда, наверное, и общество более благосклонно отнесется к идее повышения пенсионного возраста.

Что касается очень запутанной, тяжелой балльной системы (пенсионная реформа отменяет ее — ред.), мое мнение: нужно проводить валоризацию (перерасчет в сторону увеличения — ред.) пенсий тем, кто пострадал от этой системы за три года ее действия. И источники есть. В этом году бюджет у нас профицитный. Фонд национального благосостояния, который призван стабилизировать пенсионную систему, более 3,5 триллиона рублей. По бюджетному правилу, все [что составляет доходы государства от цены нефти] выше 40 долларов за баррель, идет туда. А сейчас нефть — далеко за 70 долларов и, по прогнозам, сильно падать не собирается, то есть фонд будет постоянно пополняться. При этом у нас крайне низкая долговая нагрузка на государство: корпоративные долги большие, а суверенный долг очень маленький. То есть чтобы спокойно подготовиться [к пенсионной реформе], денег вполне достаточно…

Возможно, сейчас в администрации президента (а без президента такие решения, как повышение пенсионного возраста, не проходят) смотрят на настроение людей, проводят массовые закрытые опросы. Не исключаю, что осенью будут предприняты шаги по существенному смягчению. Но, по моему мнению, вероятность этого мала. Боюсь, что будут только какие-то небольшие, косметические поправки [в закон о повышении пенсионного возраста]. Например, я читал закрытые отчеты, которые предупреждают, что плохи шутки с северянами, что не надо ставить вопрос [о повышении пенсионного возраста] в их отношении. Но, по сути, девяносто процентов из ста, [в законе] все будет ровно то же самое.

А потом начнут считать последствия: снижение зарплат, увеличение бедности. Первое последствие уже есть: [«социальный» вице-премьер] Татьяна Голикова пообещала пенсионерам в следующем году индексацию в размере тысячи рублей. Обычно индексация [привязанная к инфляции] составляет 500 рублей. То есть дополнительные затраты сверх обычной индексации составят порядка 200-250-300 миллиардов рублей. Это столько же, сколько сэкономится из-за того, что в следующем году не будет новых пенсионеров. И что выиграли? Даже в деньгах не выиграли. Тогда ради чего все это? Население позлить, испортить ему настроение? При этом нас призывают соответствовать вызовам XXI века, проявлять энтузиазм, креативить.

В комплексе картина такая: развитые страны, да, с большими проблемами, с острыми дискуссиями, но все равно в ближайшие десятилетия переходят в новое качество, к новому обществу. Мы же в сравнении с ними находимся в лучшем случае в начале 50-х годов прошлого века. Путин в своем послании Федеральному Собранию 1 марта правильно сказал: самая большая угроза для России — отставание. Я согласен на все сто процентов. Но отставание не в том, что у нас на душу населения меньше компьютеров или роботов. Идет глобальная мировая революция в общественном устройстве. И наше отставание — в самом главном: в развитии человека. Для страны это может плохо кончиться. Наш российский человек станет неконкурентоспособным. (Кстати, Путин и об этом говорил в одном из посланий, еще в 2000-х). Речь идет не о старости, а о судьбе страны.

А наша главная проблема — государство. Оно не выполняет свою функцию — не обслуживает нас. Наше государство — это большая корпорация, которая извлекает ренту — из нефти, газа, из нас с вами — и использует ее неэффективно для общества: конкуренция, контроль — все это у нас отсутствует. И пока у нас такое государство, ни одно более-менее эффективное решение в экономике, в социальной сфере принято не будет. Важнейшая из назревших — реформа государственного управления.

znak.com