Старикам здесь место! О деменции
Старческая деменция — проблема не только фармацевтики и медицины. Это то, с чем приходится жить в современном мире. И изменение отношения к «выжившим из ума» старикам также отражает как успехи науки, так и изменение этических норм.
На обыденном уровне принято считать, что людские болезни — исключительная забота медицины. Однако врач может лишь поставить диагноз и назначить лечение, но это только вопрос определенных процедур. Больные живут в обществе — среди родных и близких или в окружении посторонних людей. Их отношение к больному и к самой болезни — важная часть той повседневной вселенной, которая создается вокруг тех, кого признали нездоровым.
Это заметно даже в случае обычной простуды. Неизмеримо важнее это оказывается при тяжелых заболеваниях, развивающихся долгие годы и необратимо меняющих личность, таких как болезнь Альцгеймера и другие случаи старческой деменции. Когда мы сталкиваемся с тяжелой и пока неизлечимой болезнью, приводящей к постепенному угасанию умственной деятельности, наше отношение к больным в чем-то важнее вмешательств врача. Взгляд общества на проблемы страдающих деменцией стариков постепенно меняется. И изменение культурных и нравственных норм играет здесь столь же важную роль, как и научный и экономический прогресс.
В богадельню!
Диагноз «болезнь Альцгеймера» существует чуть более 100 лет, хотя это, разумеется, не означает, что до этого человечество никогда не сталкивалось с проявлениями старческого слабоумия (сенильной деменцией). Впрочем, в эпохи, когда люди, которым исполнилось 60 лет, считались глубокими стариками, мало кто доживал до возраста, в котором симптомы болезни Альцгеймера становятся заметны. В тех же случаях, когда деменция оказывалась явной, она считалась просто одним из старческих недугов, мало отличающимся от выпадения зубов или глухоты. У Джонатана Свифта в третьей части «Путешествий Лемюэля Гулливера» есть известное описание бессмертных струльдбругов, время от времени рождавшихся в стране Лагнегг. В 80-летнем возрасте струльдбругов лишали всех гражданских прав, передавая их наследство родственникам (с выделением небольшого пособия на дальнейшее содержание). Свифт, в частности, упоминает, что «в девяносто лет у струльдбругов выпадают зубы и волосы; в этом возрасте они перестают различать вкус пищи, но едят и пьют все, что попадается под руку, без всякого удовольствия и аппетита. В разговоре они забывают названия самых обыденных вещей и имена лиц, даже своих ближайших друзей и родственников». Хотя сам образ пребывающих в маразме бессмертных был высмеиванием идеала вечной жизни, он получился весьма характерным: старческое слабоумие считалось еще одним проявлением старческой немощи. И этой немощью должны заниматься либо те родственники, которым, в отличие от большинства других, «посчастливилось» увидеть одного из членов своей семьи дожившим до глубокой старости, либо общественные богадельни, которым поручались беспризорные старики.
Считается, что немецкий психиатр Алоиз Альцгеймер был движим в своих исследованиях довольно амбициозной целью установить физиологические причину деменции. Дело в том, что до работ Альцгеймера единственной формой психического расстройства, о причинах которого имелись достаточно твердые предположения, был прогрессивный паралич. В 1857 году немецкий врач Фридрих Эсмарх высказал убеждение, что болезнь вызывается сифилисом (на тот момент больные прогрессивным параличом составляли до четверти контингента психиатрических клиник). Занимаясь изучением деменции, Альцгеймер встретил случай быстро прогрессирующего слабоумия у 51-летней женщины Августы Детер. Позже, после смерти пациентки, Альцгеймер исследовал ее мозг и обнаружил определенный физиологический признак — накопление амилоидных бляшек в мозговых тканях. Это явление и сейчас считается главным признаком болезни Альцгеймера. Имя заболеванию было присвоено в 1910 году по предложению научного покровителя Альцгеймера, великого немецкого психиатра Эмиля Крепелина. Однако если быть точным, то болезнью Альцгеймера тогда считался именно случай Августы Детер, то есть ранняя (пресенильная) деменция — таковым почему-то предложили считать развитие слабоумия до 65 лет. После 65 лет наступала старость, и деменция в этом возрасте казалась тогда не психиатрической проблемой, а естественным следствием старения.
Фото: Wikimedia Commons
Простое человеческое отношение
Изменять отношение к старческой деменции пришлось по многим причинам. Одной из них стало увеличение продолжительности жизни — это привело к тому, что пожилых людей с прогрессирующим слабоумием стало больше. Ситуация требовала ответов на вопрос, как поступать с такими стариками, а значит, и понимания, что с ними происходит. В Соединенных Штатах в первой половине XX века распространенной практикой была отправка таких стариков в систему общественных психиатрических больниц, получавших финансирование от государства. Если говорить цинично, то подобные клиники оказывались напрямую заинтересованными в том, чтобы старики как можно скорее признавались сумасшедшими и отправлялись в больничные палаты. Однако это создавало и некоторые сложности: если старческая деменция считалась чем-то естественным и не имеющим лечения, возникал вопрос, почему страдающие таким расстройством должны содержаться в больницах, то есть в заведениях, предназначенных для лечения. Отчасти и для того, чтобы сохранить за собой этот контингент, врачи начали более внимательно изучать старческое слабоумие. Результаты исследований заставили сделать важный и не вполне однозначный вывод. В частности, группа специалистов во главе с американским психиатром Дэвидом Ротшильдом определила, что глубина деменции не связана напрямую со степенью физиологических изменений в мозгу — на развитие болезни влияют внешние факторы. Поэтому создание комфортной и безопасной среды для больных старческим слабоумием может значительно повлиять на течение болезни и отстрочить распад личности. А значит, запирать стариков в психиатрической клинике — жестоко и бесчеловечно. Помощь им надо начинать оказывать как можно раньше — и там, где больные будут чувствовать себя в безопасности, привычной обстановке и не исключенными из социума.
Иллюстрация: Flickr
Больные среди нас
Так страдающие старческой деменцией перестали быть проблемой, которую следует прятать за стенами закрытых заведений. Они получили свое право и место для жизни в привычном обществе. К 1970-м годам медики пришли к выводу, что различия между ранней болезнью Альцгеймера и привычной старческой деменцией не столь существенны. Это варианты одних и тех же процессов. Вскоре, благодаря широким просветительским кампаниям, «болезнь Альцгеймера» перестала быть узким психиатрическим термином и вошла на Западе в популярную культуру. Это, однако, создавало новые вопросы: как относиться к таким старикам с теперь уже привычным и понятным диагнозом и какое бремя ложится на плечи близких, которые должны создавать для них комфортную среду.
Однозначного ответа на эти вопросы до сих пор нет. По мнению некоторых исследователей, психиатры и общественные деятели, привлекавшие внимание к проблеме болезни Альцгеймера в прошлые десятилетия, сознательно или неосознанно уделяли слишком много внимания фармацевтическому аспекту. Они стремились найти финансирование для разработки возможного препарата против болезни, отчего другим важным вопросом — поиском новых методов «работы» с больными для тех, кто их окружает, — почти не занимались. Эффективное лекарство от болезни Альцгеймера, к сожалению, так и не найдено. При этом расписывание и подчеркивание наиболее тяжелых аспектов этой действительно мрачной болезни, которые были необходимы в подобных общественных кампаниях, посеяли дополнительный страх там, где и так хватает места для переживаний.
Общество, а точнее, общества разных стран и сейчас продолжают вырабатывать подходы к проблеме своих стариков, теряющих разум. Пока исходить приходится из того, что «таблетки» от этой проблемы нет и что внимание и забота со стороны близких в сочетании с терапией и некоторыми препаратами может замедлить течение болезни. Как будет меняться отношение к таким старикам и будет ли эта проблема осознаваться как общая проблема стареющего общества, привыкающего жить в ладу со своими ближними, зависит от нас. Но есть надежда, что со времен сатиры Свифта мы хотя бы немного изменили отношение к людям.
По материалам Сноб