Эхо далекой юности

В жизни бывают такие встречи, которым сначала не придаешь особого значения, и только через много-много лет вспоминаешь о них. Появляется навязчивое желание увидеть этого человека.

История эта самая банальная, какая бывает у многих. Учился в сельхозин­ституте на дневном отделении, специ­альность выбрал по душе. Многие не верили, что поступлю, но... я смог.

Был молод, полон сил и грандиоз­ных планов. Считал, что годы студен­чества – это лучшие годы в жизни каждого человека: не валяй дурака, относись к учебе серьезно, и тогда особых проблем не будет. Порой было трудно, особенно на первом курсе, но все равно весело, интересно и здорово. Мы успевали все: учиться, отдыхать и разгружать вагоны, при этом почти не уставая.

После окончания очередного курса я как-то поехал отдохнуть на Черное море в гости к сестре. Встретив меня, сестра, загадочно улыбаясь, сообщи­ла, что обязательно познакомит со своими подружками, одна из которых приехала с далекого Урала.

На следующий день мы с сестрой приехали на пляж и встретились с подругами. «Люба», – сказала одна из них, и первая протянула смуглую ладошку. Мы посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись. Люба была моей ровесницей, студенткой Свердловского института. Гостила у дальних родственников на побережье. Отдыхала на море впервые.

Я смотрел на ее смуглую кожу и удивлялся: на море никогда не была, а загар шоколадный, будто она живет здесь постоянно. Разговорились... Оказалось, что у нас с нею очень много общего и в студенческой жизни, и во взглядах, и даже Аллу Пугачеву любили оба. Три дня пролетели как три минуты. Ей нужно было улетать. В аэропорту, в ожидании рейса, мы сидели рядом. Я держал ее ладони в своих... Мы говорили, говорили, гово­рили. Проводив глазами серебристый лайнер, я почувствовал какую-то пус­тоту и загрустил.

Потом были письма. Интересные, обстоятельные. Их было много. По­черк у Любы был очень аккуратный, почти чертежный, я даже стал под­ражать ей в написании определенных букв – так он мне нравился.

На следующие летние каникулы она приехала ко мне домой в станицу. За время нашей переписки нам каза­лось, что мы знаем друг друга давно. А соседи и вовсе решили, что ко мне приехала невеста, хотя слов любви мы друг другу никогда не гово­рили и не писали, об интиме даже не думали. Нам было просто хорошо быть рядом.

Люба очень хорошо рисовала. Она оставила мне на память не­сколько рисунков и собственноручно оформила футляр с кассетой модного зарубежного ансамбля, который я хра­ню до сих пор как память из далекого Свердловска.

Провожая девушку на самолет, я подумал: «Ну, вот и все. Хорошая она, славная, умная... но больше мне мое сердце ничего не подсказало...». А она, видимо, ждала от меня каких-то решительных действий, ведь мы уже заканчивали учебу и ждали распре­делений. На прощанье она пожала мне руку и грустно сказала: «Прощай, хороший ты парень, спасибо тебе за все, мне было легко с тобой. Когда я выйду замуж и у меня родится сын, назову его твоим именем».

Вот и вся история. Больше я с Любой не переписывался и не встречался. Сегодня я пенсионер, она – тоже. У меня в жизни все сложилось хорошо. Прошло более 35 лет, но порой ка­жется: ну что такого – море, девушка, смуглая ладошка... Но почему-то иногда нахлынут далекие волнующие события юности и становится немного грустно.

Вряд ли Люба чи­тает эту газету, вряд ли мы с нею когда-либо встретимся, но если бы вдруг это произошло, я бы за­дал единственный вопрос: есть ли у нее сын и как она его назвала?

Петр Петрович Авраменко, п. Первомайский, станция Ленинградская, Краснодарский край
Рисунок Любы Карабинной (девичья фамилия)