Из новой книги

Логика выживания…

Серое утро серых простыней,

Стойкий привкус кислоты и рвоты…

Стоптанные, старые, неподъемные тапки…

Этот удар точно сбил бы его с ног, если бы он не знал и довольно давно, что именно так и случится. Жена выставила его за дверь на костылях, в никуда, фактически обрекая на смерть. Просто потому, что, снимая на свою пенсию угол в комнате, и оплачивая всё возрастающие счета за лекарства, он начал медленно умирать с голоду. Того, что давали ему по инвалидности не хватало даже на самые первичные нужды лечения, да и врачи, как сговорились, заставляя его приобретать всё более дорогостоящие лекарства, исходя не из клятвы какого-то там Гиппократа, а из принципа: «Жить хочешь?! Плати!» Жить хотелось, и потому он платил, но результата всё не было и не было. Бегая от гнойных хирургов к хирургам «чистым» он старался добиться операции, но его не брали. Ни те, ни эти…

В самый страшный момент отчаянья до него, наконец, дозвонилась мать, сотовых телефонов тогда ещё не было, она дозвонилась на вахту общежития и сказала ему, чтобы он не дурил, и переезжал к ней, забыв про своё же недавно высказанное: «У тебя есть жильё, вот и живи…». Мать в ней всё-таки победила свекровь. Он обрадовался, хотя уже отвык от того, что им командуют, а вот мать не отвыкла. Но это был шанс выжить. Уже из материнской квартиры он написал письмо Путину, где рассказал о том, что он умирает, а оперировать его не хотят. И уже через месяц ему пришло письмо с вызовом на госпитализацию и операцию. «Да, это не депутат Линёв, — с облегчением подумал он, – тот кормил завтраками девять месяцев, но так ничем и не помог, ведь выборы к тому моменту уже закончились». Он старался не показывать своей, тоже очень больной, матери собственной слабости, шутил, хотя и пил кеторол с валерьянкой и глицином, чтобы усилить и удлинить действие обезболивающего. Старался не стонать ночами, когда становилось невмоготу, пил обезболивающие и вновь начинал читать книги. Чтобы как-то поддержать себя, он пил сборы трав, хлестал больные места крапивой до того, что казалось, под кожей шевелились мыши, делал примочки с чистотелом, наматывал круги по двору на костылях...

Этот удар точно сбил бы его с ног, если бы он продолжал верить врачам, как верил ещё недавно. Операция после которой он так и не смог встать на больную ногу, как требовали того врачи, окончилась тем, что почти все спицы аппарата Елизарова, которым ему пытались срастить его больную ногу вызвали язвы и нагноения, а в месте разреза всё было на порядок хуже чем на спицах. Силы уходили, как вода из пустыни, быстро и бесследно, всё труднее становилось подниматься домой, ходить в туалет, гемоглобин опустился до 65, а РОЭ поднялось до 72, становилось всё труднее дышать…

Его перевели в гнойную хирургию, начались массированные курсы антибиотиков, сделали ещё несколько операций, после каждой последующей, облегчение длилось день — два не более, и всё начиналось с начала.

Он не подавал виду: рассказывал анекдоты на операционном столе, читал запоем историческую литературу от романов до справочников, делал дыхательную гимнастику, массировал точки акупунктуры, пил травы, прикладывал примочки к поражённым местам… Может быть, поэтому он выжил, один из целой палаты в восемь человек. В самый страшный момент отчаянья встретил девушку и ухитрился влюбиться, хотя прекрасно сознавал, что шансов на взаимность ноль. Это прибавило ему сил, и когда, наконец, в туберкулёзном институте, а ему «обосновали» такой страшный диагноз как «полиорганный туберкулёз», который впоследствии так и не подтвердился, он не пал духом и продолжал бороться. Там ему, наконец, повезло с врачом. Доктору Горбунову были интересны такие тяжёлые и запущенные случаи и, чем тяжелее был случай, тем ему было интереснее вступить в схватку со смертью и болезнью за жизнь больного. Они совместно с доктором разработали целую систему мер для поднятия иммунитета, от лечения Декарисом до брусники с мёдом и кефира по вечерам.

Доктор поддержал намерение больного заниматься дыхательной гимнастикой, одобрил сборы трав, разрешил гимнастику Цигун и работу с точками акупунктуры и даже позволил больному собрать группу здоровья, которая собираясь по вечерам, проводила сеансы коллективного самогипноза, осваивала самомассаж и экспериментировала с травяными чаями. Кстати, в отличие от своих коллег по палатам эта группа выжила вся. Он тоже начал поправляться, ушли боли, понизилось РОЭ, повысился гемоглобин, но на ногу он встать так и не смог. Он укоротил ручки на костылях так, чтобы ходить опираясь на руки, а не висеть на подмышках, так он укреплял и тренировал плечевой пояс. Он даже продолжал учиться в университете, чтобы зря не терять времени. Та самая девушка, казалось случайно вошедшая в его жизнь, не отвергла его робкие ухаживания, и это заметно прибавляло сил…

Этот удар точно сбил бы его с ног, если бы не она – эта девушка. Очередная операция, укоротившая его больную ногу на целых восемь сантиметров, окончилась клинической смертью, из-за отёка Квинке, то есть острейшей аллергической реакции на перелитую ему кровь. Откачать-то его откачали, но рана на ноге отказывалась заживать, накопленные силы быстро ушли, как вода из пересохшего колодца. Появилась утка под кроватью, запачканные гноем простыни, стойкий запах гноя и высохшей крови наполнил палату… В самый страшный момент отчаянья, его девушка, его Марина, пришла в палату и попросила продолжать бороться, хотя бы ради неё… И он продолжил борьбу. Попросил разрешения доктора ставить кварцевую лампу ближе к его кровати и стал подставлять под ультрафиолет свою рану. Стал просить каждый день проветривать комнату по тридцать минут, сидя под двумя одеялами, с удовольствием вдыхая морозный, еловый воздух. Снова начал пить отвары и разными способами повышать иммунитет…

Каждый день по тысяче и более раз поднимал руки и здоровую ногу, напрягал мышцы живота и груди, под конец выпросил даже гантели, правда, весом всего по 500 грамм… Наконец, всё-таки встав с кровати, пусть и на костыли, он отправился на операцию в Санкт-Петербург в военно-медицинскую академию, куда устроил его доктор Горбунов…

Этот удар точно сбил бы его с ног, если бы не соседи по палате. В день, когда он выбил для инициативной группы разрешение на то чтобы уехать на целый день в город, на празднование трёхсотлетия Санкт-Петербурга, ему пришло письмо о смерти матери. Правда, мать умерла ещё в апреле, просто его сестра, зная, что он будет в это время на операции, задержала отправку трагического сообщения, чтобы дать ему время восстановиться. Горе бушующим ураганом поглотило его под собой и почти похоронило, как хоронит тропический вихрь небольшой островной городок.

Сломаться окончательно снова не позволила ему его Марина, писавшая ему письма и звонившая каждую неделю, несмотря на негодование своей матери, которой совсем не по душе была мысль получить в итоге зятя — инвалида. В общем-то, где-то в глубине души он был с ней даже согласен, но отказаться от любви не мог, это было равносильно добровольно исполненному смертному приговору. Марина молчала о смерти его матери, потому что об этом её попросила его сестра. В самый страшный момент отчаянья в палату пришла женщина и со слезами благодарила его за спасение дочери, которая до встречи с ним не один раз пыталась свести счёты с жизнью, не выдерживая болей и не видя конца страданиям. Пролежав в этом отделении, всего-то пять месяцев, но почти с первого дня войдя в очередную, организованную им группу здоровья, она, вопреки даже прогнозам докторов, пошла на поправку, и боли потихоньку отступили, пока не исчезли совсем. Эта благодарность чужой матери на мгновение не только притупила боль от потери своей, но и побудила к действиям. Несмотря на протесты врачей, он уехал домой на костылях и в гипсовой лангете. Его провожали всем отделением, за это время многие из больных и медицинского персонала стали видеть в нём объект для подражания. И учиться было чему. Он ездил на лекции в Санкт-Петербургский университет, играл один против всего отделения в «города» и «мир животных на одну букву», читал запоем книги, писал всем поздравления в стихах по всякому поводу, устраивал в отделении «КВН» и «Что? Где? Когда?», опять организовал группу здоровья, а в ней: коллективный самогипноз, травяные чаи, зарядку Цигун, дыхательную гимнастику и изучение акупунктуры… И даже не желавшие излечиваться алкоголики жалели о том, что он уезжает, так как с ним, по их словам, было веселее…

Теперь он был уверен в том, что никакой удар не собьёт его с ног, так как он выжил, с отличием окончил университет, устроился на работу, женился на той самой девушке, у него родилась дочь, вышли книги стихов и прозы…